Рекомендации экспертов
Перевод оригинальной статьи «Acute kidney injury in the perioperative period and in intensive care units (excluding renal replacement therapies)»
Ichai et al. Ann. Intensive Care (2016) 6:48
DOI 10.1186/s13613-016-0145-5
Клиницисты должны знать, что повреждение почек не является синонимом почечной недостаточности и что AKD и Acute kidney attack развиваются как часть континуума ОПП. Эти понятия важны, поскольку они позволяют врачам описать условия, при которых терапевтическое воздействие поможет избежать или снизить риск развития ОПН.
citation
Введение
Острое повреждение почек (ОПП) — синдром, наше понимание которого за последние 20 лет достигло определенного прогресса. Определяет ОПП снижение скорости клубочковой фильтрации (СКФ), о которой мы судим по снижению темпа диуреза, увеличению концентрации классических почечных биомаркеров — азота мочевины крови (англ. blood urea nitrogen или BUN) и креатинина сыворотки (англ. serum creatinine или Scr). Однако использование этих маркеров СКФ в качестве критериев для диагностики ОПП имеет несколько ограничений, включая сюда сложную диагностику неорганического ОПП, также называемого «функциональная почечная недостаточность» или «надпочечная недостаточность». Такая клиническая ситуация также характеризуется развитием олигурии и увеличением креатининемии вследствие снижения почечного кровотока (англ. renal blood flow), связанного с системными гемодинамическими нарушениями. В этой ситуации термин «почечная недостаточность» кажется неуместным, так как функция почек не нарушена. Напротив, в этом случае почка обеспечивает соответствующий ответ, направленный на восстановление оптимального системного физиологического гемодинамического состояния. Считать функцию почки недостаточной ошибочно, потому что это говорит о том, что она работает неправильно, тогда как происходит обратное, потому что почка здорова даже в такой угрожающей ситуации. Для того, чтобы избежать этой ловушки, попадание в которую вызвано текущими определениями ОПП, перед определением ОПП необходимо нормализовать волемию. Кроме того, многочисленные данные подчеркивают, что Scr имеет серьезные ограничения, которые делают его несовершенным суррогатным маркером оценки СКФ и, следовательно, ОПП. Однако, поскольку его использование уже давно стандартизировано во всем мире и его легко и недорого измерить, SCr остается доминирующим почечным биомаркером ОПП.
Терминология
- Диагноз острого повреждения почек (англ. Acute kidney injury или AKI) (ОПП) ставится благодаря одному клиническому критерию (темп диуреза) и одному биомаркеру функции почек (SCr). Несмотря на частые ситуации, при которых обычно присутствует повреждение паренхимы почек, это определение сфокусировано на «дисфункции» почек (неспособности почки поддерживать гомеостаз из-за снижения СКФ). Таким образом, ОПП заменил использование более старого термина «острая почечная недостаточность» (ОПН), который соответствует наиболее тяжелому уровню ОПП и характеризуется клинически значимой почечной недостаточностью.
- Острое почечная недостаточность (англ.Acute kidney damage или AKD) (ОПН) относится уже к повреждению почечной паренхимы, что может быть подтверждено гистологическими образцами или биомаркерами повреждения почечной ткани, но не показателями почечной функции.
- Острая атака на почки (англ.Acute kidney attack) относится к ситуациям, при которых существуют высокие риски повреждения почек с развитием их дисфункции. Такая ситуация часто наблюдается при различных состояниях, таких как сепсис, серьезное хирургическое вмешательство и введение нефротоксического агента.
Все эти различные представления об ОПП и почечной недостаточности появились в последние несколько лет, отчасти благодаря открытию новых биомаркеров функции почек, которые позволяют клиницистам более точно оценивать стадии повреждения почек и, следовательно, их дисфункцию, перед любым последующим изменением классических параметров ОПП.
Клиницисты должны знать, что повреждение почек не является синонимом почечной недостаточности и что AKD и Acute kidney attack развиваются как часть континуума ОПП. Эти понятия важны, поскольку они позволяют врачам описать условия, при которых терапевтическое воздействие поможет избежать или снизить риск развития ОПН. Экспериментальные и клинические исследования активно стремятся оценить роль новых почечных биомаркеров в выявлении раннего ОПП.
Методы
Анализ менеджмента ОПП был оценен по семи темам: (1) стратегии выявления и диагностики ОПП; (2) оценка риска ОПП; (3) неспецифические стратегии профилактики ОПП; (4) управление нефротоксическим агентом; (5) фармакологические стратегии для профилактики и лечения ОПП; (6) модальности питания и ОПП; и (7) оценка восстановления почечной функции после ОПП.
Специфический анализ был выполнен для ОПП у детей*(См.оригинал статьи). В общей сложности 24 эксперта были разделены на девять рабочих групп (эксперты по педиатрии были вовлечены во все вопросы).
Уровень доказательности литературы, посвященной ОПП, в общем и целом, связан со слабым уровнем методологии. Поэтому эксперты столкнулись с тремя ситуациями:
- По некоторым вопросам при наличии нескольких исследований или мета-анализов с приемлемым методологическим качеством метод GRADE ® был полностью применим и допускал рекомендации.
- При отсутствии мета-анализа для ответа на вопрос был проведен качественный анализ экспертами по методу GRADE ®.
- По некоторым вопросам, в отсутствие недавних исследований, разработка рекомендаций не была возможной.
По методу GRADE ® оргкомитетом были разработаны 33 рекомендации. Из всех рекомендаций 9 были сильными (1 ± класс) и 16 — слабыми (2 ± класс), а для восьми вопросов было невозможно применить метод GRADE ®.
Все эти рекомендации были представлены рецензирующей группе для оценки по методу Delphi. После двух туров голосования и оценки и после внесения различных поправок было достигнуто твердое согласие в отношении 32 (99%) рекомендаций.
1. Как установить диагноз ОПП и определить тяжесть ОПП
Р1.1 — Мы рекомендуем для определения ОПП применять критерии KDIGO (стадия 1) на основании наличия не менее одного из трех диагностических критериев: (1) увеличение уровня Scr ≥ 26.5 мкмолль/л в течение 48 часов; (2) увеличение уровня Scr ≥ 1.5 раза от базового уровня в течение не менее 7 дней; (3) темп диуреза <0.5 мл/кг/час в течение 6 часов.
(Мнение экспертов) СТРОГОЕ согласие
Р1.2 — Мы рекомендуем применять классификацию KDIGO для характеристики тяжести ОПП согласно Таблице 1.
(Мнение экспертов) СТРОГОЕ согласие
Р1.3 — Для оценки СКФ мы не рекомендуем применять формулы (Cockroft-Gault, MDRD, CKD-EPI) у пациентов, находящихся в критическом состоянии и в периоперационном периоде.
(Grade 1−) СТРОГОЕ согласие
Р1.4 — Для определения СКФ мы предлагаем рассчитывать клиренс креатинина, используя следующую формулу: Creatinine clearance = (UV / P) ml per minute
(Grade 2+) СТРОГОЕ согласие
Обоснование: ОПП — клинический и биологический синдром, вызываемый множеством причин, тяжесть проявления которого может варьироваться от дисфункции до тяжёлого поражения почки . Определение ОПП, предложенное в этой рекомендации, является международной классификацией KDIGO, опубликованной в марте 2012 года [1]. По состоянию на 2015 год мы можем сказать, что в последнее время нет исследований, ставящих под сомнение это определение, и в большинстве доступных научных исследований, посвященных ОПП и ОПН, используются определения KDIGO. ОПП определяется увеличением Scr, что указывает на снижение СКФ. Лучший способ оценить СКФ — рассчитать клиренс креатинина по формуле UV/P (мл/мин) (где U — концентрация креатинина в моче в мкмоль/л, V — объем мочи, выраженный в мл на единицу времени, P — концентрация Scr в мкмоль/л). Этот метод требует сбора мочи в течение не менее 1 часа («мгновенный клиренс креатинина») [2].Расчетные формулы клиренса креатинина (sMDRD, CKD-EPI, Cockroft и Gault) не должны использоваться потому, что они были разработаны для стабильных пациентов с хронической почечной недостаточностью (ХПН) и не подтверждены для применения у пациентов, находящихся у критическом состоянии [2]. Тем не менее, их можно с осторожностью использовать во время предоперационных осмотров хирургических пациентов. Точная оценка СКФ необходима для адаптации дозировки лекарств, которые выводятся почками.
Классификация KDIGO представляет собой оптимизированный синтез ранее существовавших классификаций RIFLE и AKIN, которые были разработаны международной группой экспертов, включающей в себя нефрологов и интенсивистов, с целью определения степени тяжести ОПП [1, 3]. Со времени публикации классификаций RIFLE [4] и AKIN [5] в литературе подчеркивается, что они хорошо коррелируют с тяжестью ОПП, поскольку в результате возникает заболеваемость: риск необходимости в почечно-заместительной терапии [6–9], длительность госпитализации в отделениях интенсивной терапии и в больнице, риск развития ХПН [10] и уровень летальности, которые увеличиваются пропорционально степени тяжести, определенной по этим классификациям [6–9]. После постановки диагноза ОПП для оценки прогноза необходимо определение степени тяжести.
2. Стратегии, направленные на раннюю диагностику ОПП
Р2.1 — Мы не рекомендуем использовать почечные биомаркеры с целью ранней диагностики ОПП
(Grade 1-) СЛАБОЕ согласие
Обоснование: Как было упомянуто во введении, независимо от тяжести, ОПП характеризуется почечной дисфункцией, выражающейся в увеличении концентрации Scr или в снижении темпа диуреза. При рассмотрении патофизиологии этой фазе ОПП всегда предшествуют атаки, в основном гемодинамического или воспалительного характера, на почки, что может привести к необратимому повреждению паренхимы почек [14, 15]. В настоящее время никакие лечебные стратегии не позволяют клиницистам лечить такое повреждение, а ОПП явно ассоциируется с повышенным независимым риском внутрибольничной летальности и развития ХПН в течение нескольких лет после ОПП [16–21]. Таким образом, современные данные убедительно свидетельствуют о необходимости исследования факторов риска развития ОПП и выявления ранних проявлений почечной недостаточности [1, 22–24]. Следуя этой необходимости, за последние 10 лет было найдено множество почечных биомаркеров, способных обнаруживать реакцию почек на такие ранние острые атаки. Эти биомаркеры являются белками, синтезируемыми в ответ на повреждение почек.
Многочисленные исследования оценивали значимость плазменных и мочевых почечных биомаркеров для диагностики раннего ОПП [1, 25, 26]. Эта оценка, которая все еще продолжается для некоторых из них, показывает чувствительность в диапазоне от 70 до 92% и специфичность от 70 до 95% в зависимости от природы биомаркера, типа образца (плазма крови или моча) и, прежде всего, пороговый уровень, используемый для определения ОПП. Цистатин, по-видимому, является биомаркером СКФ и, следовательно, более ранним и более эффективным функциональным маркером, чем Scr. Недавний мета-анализ, включивший в себя 19 исследований и 3336 пациентов, показал, что цистатин в плазме имеет чувствительность 71% и специфичность 92%, а прогностическая ценность его выше, чем у цистатина и Scr в моче [27]. Почечные канальцевые биомаркеры указывают на повреждение почечной паренхимы. Среди них наиболее оцениваемыми являются: молекула поврежденной почки-1 (англ.kidney injury molecule-1 или KIM-1), липокалин, связанный с нейтрофильной желатиназой (англ.neutrophil gelatinase-associated lipocalin или NGAL), белок, связывающий липидную кислоту (англ. lipid acid-binding protein или L-FABP), интерлейкин-18 (IL-18), β2-микроглобулин и биомаркеры остановки клеточного цикла — [insulin growth factor-binding protein 7 (IGFBP 7) и тканевой ингибитор металлопротеиназы-2 (англ. tissue inhibitor of metalloproteinase-2 или TIMP-2)]. Недавний мета-анализ, включивший в себя 23 исследования и 4512 пациентов, показал умеренную чувствительность и специфичность для IL-18 [28]. KIM-1, оценка которого была проведена в недавнем мета-анализе, возможно окажется тем точным биомаркером, что сможет применяться для выявленияраннего ОПП [29]. Определение NGAL в моче и плазме, как показано в мета-анализе, проведенном в 2009 году, представляется полезным для ранней диагностики ОПП [30]. Это исследование также продемонстрировало, что NGAL имеет хорошую прогностическую ценность применительно к показателям летальности и показаниям к проведению почечно-заместительной терапии (ПЗТ) во время госпитализации в ОИТ. Подобно данным, относящимся и к другим биомаркерам, этот мета-анализ подтверждает, что измерения NGAL можно рассматривать как точный метод для облегчения раннего выявления повреждения почек, в то время как не было показано реальной пользыдля диагностики почечной дисфункции. Недавно те же авторы сообщили о сходных результатах, основанных на нескольких проспективных обсервационных исследованиях, в результате которых была сформирована группа из 2322 пациентов с тяжелыми заболеваниями [31]. К тому же, результаты этого последнего мета-анализа показывают высокую гетерогенность между исследованиями, что связано с различными условиями, аномальными значениями отсечки и временами измерения. Биомаркеры остановки клеточного цикла IGFBP 7 и TIMP-2 были оценены и сравнены с другими основными почечными биомаркерами у 738 критически больных пациентов с риском развития ОПП [32]. Результаты показывают, что у пациентов с различными патологиями комбинированное измерение IGFBP7 и TIMP-2 приводит к более высокой чувствительности и специфичности по сравнению со всеми другими изученными биомаркерами (AUC = 0,8). Более того, риск летального исхода и риск проведения ПЗТ увеличивались в соответствии с увеличением уровней этих двух биомаркеров. Недавнее исследование с группой из 420 пациентов подтвердило, что этот биологический инструмент важен для выявления и диагностики ранних повреждений почек [33].
Несмотря на то, что все эти данные в значительной степени подтверждают, что указанные биомаркеры полезны для оценки раннего повреждения почек и тяжести этого повреждения, эффективность этих биомаркеров и их ежедневное использование вызывают ряд проблем. Эти различные биомаркеры указывают на различные механизмы повреждения: ишемия, гипоксия, регенерация клеток или остановка клеточного цикла. Точки их синтеза расположены в разных местах и после повреждения почек кинетика у них различается [23, 26, 34]. Несмотря на растущую объем литературы, нет исследований, которые действительно показывают их полезность в клинической практике у критически больных пациентов с риском развития ОПП. Несколько причин препятствуют внедрению таких инструментов в современной практике: множество биомаркеров, отсутствие реальной специфичности, различная кинетика синтеза, влияние ранее существовавшей почечной дисфункции, влияние причинного пути, приводящего к ОПП, и высокая стоимость. Все это приводит к тому, что до настоящего времени не существует идеального почечного биомаркера и будущее использование этих инструментов указывает на комбинированные и повторные измерения во времени (кинетика). Наконец, нет данных, демонстрирующих полезность таких измерений для диагностики ОПП при почечной дисфункции, которая просто определена на изменениях уровня креатинина сыворотки крови или темпе диуреза.
Таким образом, в настоящее время не существует рандомизированного контролируемого исследования, позволяющего экспертам рекомендовать измерение одного или нескольких почечных биомаркеров для диагностики ОПП, которая уже связана с почечной дисфункцией. С другой стороны, литература дает четкий сигнал о том, что эти биомаркеры являются полезными инструментами, которые облегчают раннюю диагностику острой атаки на почки, стадии, при которой у критически больных пациентов увеличивается как риск развития ОПП, так и смерти. В свете текущего контекста обобщение таких измерений остается трудным, особенно в том, что касается необходимости выбора одного или нескольких биомаркеров, клинической значимости, порогов значимости и сроков измерения, все из которых являются параметрами, которые требуют больше знаний в зависимости от типа пациентов.
Р2.2 — мы предлагаем не применять индекс резистентности почек в целях диагностики и лечения ОПП
(Grade 2-) СТРОГОЕ согласие
Обоснование: Измерение ультразвуком скорости кровотока в почках (эффект Допплера) является неинвазивным и быстрым суррогатным методом, который позволяет мгновенно оценить перфузию почечной паренхимы [38, 39]. Из-за легких, точных и воспроизводимых измерений этот подход предположительно позволяет оценивать изменения кровотока в почках в ответ на терапевтическое воздействие. За последние 10 лет наблюдался значительный рост исследований у критически больных пациентов с целью оценки эффективности ультразвукового допплера при ОПП. Исследования шли в двух направлениях.
Первое направление исследований — в качестве инструмента для измерения внутрипочечной гемодинамики применение резистивного индекса. Недавнее экспериментальное исследование показало, что измерение скорости кровотока в почках (СКП) было невозможно с помощью ультразвуковой допплерографии. Действительно, не было никакой связи между измеренным СКП и оцененным СКП с помощью сонографического допплера и временем ультразвукового транзита, которое ранее было подтверждено для региональных измерений кровотока [40]. В том же исследовании подчеркивается, что интерпретация вариаций резистивного индекса затруднена из-за очень низкой взаимосвязи между вариациями СКП после различных терапевтических вмешательств и вариациями резистивного индекса [40]. Наиболее вероятным прогностическим параметром являлся 20% изменение СКП, полученного при допплерографии, за счет изменения диастолической скорости, но AUC был плохим (0,75) [40]. Несколько авторов оценивали изменение резистивного индекса в ответ на увеличение дозы норадреналина или при применении «почечной» дозы допамина. Результаты показывают, что резистивный индекс может быть целевым измерением, позволяющим оптимизировать дозы катехоламинов в целях потенциального улучшения почечной перфузии [41, 42]. Наконец, дальнейшее исследование не обнаружило каких-либо изменений в резистивном индексе после нагрузки жидкостью, независимо от ранее существовавшей функции почек, и реакции на эту нагрузку, оцениваемой по изменению систолического выброса [43]. Несмотря на многообещающие результаты, эти предварительные исследования показывают низкий уровень доказательств. Как значимость изменения резистивного индекса, так и сомнения, связанные с воспроизведением измерений, являются основными ограничениями для интерпретации этих результатов, а также для их рекомендации в повседневном практическом клиническом использовании.
Второе направление ультразвукового допплеровского исследования — оценка прогностической ценности. Наблюдательное исследование, включившее в себя 37 пациентов с септическим шоком, показало, что резистивный индекс может помочь предсказать возникновение ОПП на 5-й день [44]. Несколько других предварительных исследований также предполагают, что резистивный индекс позволит клиницистам отличить причину ОПП, преренальная (неорганическая) от ренальной (органической) [45–47], и сможет предсказать исход почечной функции на 3 или 5 день [43, 48– 50] и, тем самым, прогнозировать ЗПТ [51]. Таким образом, эти исследования показывают, что резистивный индекс может быть инструментом для оценки почечного прогноза с хорошей чувствительностью и специфичностью [45, 47–51]. Некоторые исследования, проведенные на пациентах с септическими заболеваниями без критических состояний (35–91), имеют небольшую выборку, которая в основном носит одноцентровой характер или имеет плохой методологический дизайн [45–47, 49, 50]. Недавнее исследование, включившее в себя 94 пациента, сообщило о противоречивых результатах и предположило, что при оценке почечного прогноза резистивный индекс имел ограниченную эффективность [52]. Такой противоречивый характер результатов может быть объяснен двумя ограничениями, связанными с этой техникой. Во-первых, значения и вариации резистивного индекса, которые остается неясным, поскольку связь между этим параметром и сопротивлением почечных сосудов, по-видимому, плохая, возможно, из-за большого количества дополнительных факторов, вовлеченных в ОПП [38, 39, 53– 56]. Действительно, эксперименты, выполненные на моделях почек ex vivo, подтвердили важную роль податливости сосудов (изменение диаметра сосудов после изменений давления) или пульсового давления в качестве детерминанты резистивного индекса [54–56]. Эти экспериментальные данные были недавно подтверждены у пациентов с трансплантированной почкой [57]. Второе ограничение — выполнимость и воспроизводимость мер: недавнее исследование подтверждает возможность измерения резистивного индекса после короткого сеанса обучения для неопытных интенсивистов, но воспроизводимость между опытными и неопытными приводит к вариациям резистивного индекса, достигающим ± 0,1 [50]. Принимая во внимание имеющиеся данные, этот многообещающий метод заслуживает дальнейшей оценки и не может быть рекомендован для текущего использования.
3. Как оценить риск развития ОПП
R3.1—Мы рекомендуем искать факторы риска развития ОПП, что связанны с восприимчивостью пациента и/или с воздействиями (Таблица 3).
(Мнение экспертов) СТРОГОЕ согласие
R3.2— В ситуациях высокого риска мы предлагаем мониторировать темп диуреза и уровень Scr в целях выявления развития ОПП и принимать соответсвующие профилактические меры
(Мнение экспертов) СТРОГОЕ согласие
Обоснование: У госпитализированных пациентов все разнообразные прогностические показатели развития ОПП, представленные в литературе, описывают практически те же факторы риска, что связаны или с восприимчивостью пациента, или с воздействиями на пациента. Однако вес каждого из факторов риска различается в зависимости от типа пациента и проводимых процедур. Чем больше факторов риска, тем выше риск развития ОПП. Двумя наиболее важными факторами риска, связанными с восприимчивостью пациента, являются возраст и ранее существовавшее хроническое заболевание почек. Возрастной порог, выше которого присутствует риск, в литературе варьируется от 55 до 65 лет, в зависимости от контекста. Среди факторов риска, связанных с процедурой, наиболее часто встречающимися являются сепсис и хирургическое вмешательство или, более применительно к сегодняшним реалиям, периоперационный период [15, 58, 59]. Цель этой главы состоит не в том, чтобы предоставить исчерпывающий обзор всех этих прогностических показателей [15], а создать общую оценку для всех пациентов и всех процедур. Например, было показано, что длительное экстракорпоральное кровообращение (более 2 ч) является основным фактором риска развития ОПП при операциях на сердце. Kheterpal et al. [59] определили «индекс риска ОПП», предназначенный для прогнозирования развития ОПП после не кардиальной операции. Эта оценка основана на распределении баллов по каждому из девяти факторов риска следующим образом: возраст ≥ 56 лет, мужской пол, застойная сердечная недостаточность, асцит, артериальная гипертензия, неотложные операции, внутрибрюшинная хирургия, ХПН (предоперационный креатинин сыворотки крови (Scr) ≥ 1,2 мг/дл) и диабет (пероральное или инсулиновое лечение). Кривая ROC, связанная с индексом риска ОПП, составила 0,80 ± 0,02. Частота возникновения ОПП увеличивалась с 0,2% у пациентов с 0–2 факторами риска до 9,5% у пациентов с более чем пятью факторами риска, и частота ОПП увеличилась в соответствии с увеличением числа факторов риска.
В таблице 4 приведены основные нефротоксические агенты, которые наиболее часто используются в ОИТ и в периоперационном периоде [60, 61].
Идентификация воздействия на пациента нефротоксических агентов/процедур важна для правильной настройки мониторинга состояния пациента и его ведения. В ситуациях высокого риска тщательный мониторинг темпа диуреза и Scr в отделениях интенсивной терапии поможет оценить развитие почечной функции и эффективность стратегий профилактики ОПП (см. Соответствующие главы). Если ОПП возникнет, то будут продолжены меры такого же типа для того, чтобы ограничить дальнейшее ухудшение функции почек и избежать дальнейшего нарушения при восстановлении функции почек.
4. Неспецифические стратегии профилактики ОПП
R 4.1—Мы рекомендуем не применять гидроксиэтил-крахмалы (ГЭК) в ОИТ
(Grade 1−) СТРОГОЕ согласие
R 4.2—Мы предлагаем преимущественное применение кристаллоидов вместо коллоидов при нагрузке жидкостью
(Grade 2 + ) СТРОГОЕ согласие
Обоснование: В нескольких рандомизированных, обсервационных исследованиях и метаанализах изучался положительный эффект преимущественного введения коллоидов по сравнению с кристаллоидами [62–73]. В нескольких мета-анализах с высоким уровнем доказательности сообщалось, что в ОИТ использование ГЭК, независимо от его типа, связано с увеличением уровня летальности, заболеваемости ОПП и необходимости в ПЗТ [58–71, 73]. A Cochrane метаанализ, в котором одновременно рассматривали все коллоиды, не обнаружил какого-либо положительного эффекта, связанного с их применением, независимо от вида, по сравнению с кристаллоидами. В том же исследовании сообщается о повышенном риске смерти, связанном с введением ГЭК.
Только в одном недавнем рандомизированном контролируемом исследовании высказано предположение о снижении 90-дневной летальности (вторичная конечная точка), что связано с нагрузкой жидкостью, выполняемой коллоидами, и отсутствии вредных эффектов в контексте 28-дневных исходов (первичная конечная точка) при отсутствии более высокого риска развития ОПП (вторичная конечная точка) [15]. Тем не менее, в этом исследовании критерии суждения в пользу коллоидов носили вторичный характер и слабость преимущества коллоидов побудила авторов рассматривать свои результаты только как исследовательские [15]. Следовательно, эти результаты не могут оправдать преимущественное применение ГЭК.
Недавний метаанализ, проведенный в периоперационном периоде, включающий в себя несколько исследований с низким уровнем доказательств, не обнаружил какого-либо влияния инфузионного раствора на возникновение ОПП [74]. Низкая распространенность ОПП в этой популяции и низкая мощность исследований, рассматриваемых в этом метаанализе, затрудняют интерпретацию такого результата [74].
С точки зрения баланса жидкости и натрия или гемодинамической стабильности польза от коллоидов кажется ограниченной. Действительно, в двух исследованиях с высоким уровнем доказательств для оценки эффективности баланса жидкости и нагрузки жидкостью была обнаружена ограниченная разница в пользу ГЭК. В исследовании Myburgh et al. [63] разница в балансе жидкости на 4-й день соответствовала 61 мл (982 ± 1069 против 921 ± 1161, р = 0,03). Guidet et al. [67] обнаружили, что различие в при проведении нагрузки жидкостью составило 331 мл (1709 ± 1164 против 1379 ± 886 мл, р = 0,02). Однако в этом последнем исследовании баланс жидкости был одинаковым в обеих группах на 4-й день (56,6 против 55,8 мл / кг).
11 октября 11 2013 года Европейское агентство по лекарственным средствам (EMA) обнародовало свои выводы относительно применения ГЭК [75] — ГЭК нельзя применять у пациентов с сепсисом, у пациентов, находящихся в критическом состоянии или у пациентов с ожогами. Их применение остается возможным в случае шока от кровоизлияния, когда кристаллоидов недостаточно (в течение периода, не превышающего 24 ч, но с обязательным мониторингом почечной функции в течение 90 дней).
R 4.3—Мы предлагаем отдавать предпочтение сбалансированным растворам в случае необходимости в проведении массивной нагрузки жидкостью
(Grade 2 + ) СТРОГОЕ согласие
Обоснование: В настоящее время нет рандомизированных исследований, показывающих какой-либо положительный эффект, с точки зрения летальности, когда у критически больных пациентов или в периоперационном периоде преимущественно назначаются растворы с низкой концентрацией хлорида. Однако экспериментальные данные показывают, что гиперхлоремия может вызывать вазоконстрикцию почек пропорционально степени тяжести [76–78]. Одно клиническое исследование показало, что инфузия 2 л 0,9% физиологического раствора связана со снижением перфузии кортикальной области почек, оцененной с помощью магнитно-резонансной томографии, по сравнению с инфузией сбалансированных растворов у здоровых добровольцев [79]. Все данные, полученные в обсервационных когортных исследованиях с оценками предрасположенности или без нее и сопоставлением результатов на больших выборках, подчеркивают вредное воздействие несбалансированных растворов, особенно на почку [80, 81]. Три недавних крупных обсервационных исследования показывают, что объемная нагрузка 0,9% раствором NaCl связана с повышенной заболеваемостью, особенно при дисфункции почек, по сравнению с объемной нагрузкой с использованием сбалансированных растворов [82–84]. В обсервационном исследовании, включающем в себя 30 994 пациента с абдоминальной хирургией, Shaw et al. [82] обнаружили, что у пациентов, получавших 0,9% раствор NaCl, по сравнению с пациентами, получавшими сбалансированные растворы, частота послеоперационных осложнений и случаев проведения ПЗТ была выше (4,8 против 1%, р <0,05). Подобные результаты были получены в последовательном наблюдательном исследовании, выполненном Yunos et al. [83] у критически больных пациентов. McCluskey et al. [84] в своем исследовании 5000 хирургических пациентов также обнаружили, что гиперхлоремия была независимым фактором риска развития ОПП в послеоперационном периоде. Однако в настоящее время не существует реального рандомизированного контролируемого исследования, которое подтвердило бы эти данные, а результаты, касающиеся летальности, остаются неопределенными [82, 85]. Авторы недавнего метаанализа, в который было включено более 6000 пациентов, пришли к выводу, что применение кристаллоидов, богатых хлоридом, повышает не только риск развития ОПП и риск переливания крови, но не влияя на показатели летальности, по сравнению со сбалансированными растворами [86]. Наконец, учитывая все эти данные, мы рассматриваем несбалансированные растворы как потенциально вредные, особенно для почек, и предлагаем минимизировать их использование, особенно в ОИТ и в больших объемах [87].
R 4.4—Мы рекомендуем поддерживать среднее артериальное давление на уровне между 60 и 70 мм Hg с целью профилактики развития и лечения ОПП
(Grade 1+ ) СТРОГОЕ согласие
R 4.5—Мы полагаем, что у пациентов с хронической артериальной гипертензией уровень среднего артериального давления должен быть выше 70 мм Hg
(Grade 2+ ) СТРОГОЕ согласие
Обоснование: Оптимальный уровень среднего артериального давления (АДср) при ОПП оценивался редко. Поскольку уровень АДср, равный 65 мм рт.ст., является фактором выживания у критически больных пациентов [88], особенно при сепсисе [89–91], это значение обычно и считается самым низким приемлемым уровнем, необходимым для поддержания почечной перфузии при ОПП [92]. Диастолическое артериальное давление <50–55 мм Hg ассоциируется с повышением частоты возникновения ОПП при септическом шоке [93, 94]. Поскольку порог почечной ауторегуляции у пожилых людей и пациентов с сердечно-сосудистым анамнезом может быть выше, для этих пациентов часто ставится под сомнение необходимость поддержания АДср выше порога, равного 65 мм Hg. Что касается летальности, недавнее многоцентровое рандомизированное исследование показало, что уровень АДср, равный 80–85 мм Hg, не оказал положительного эффекта по сравнению с уровнем АДср, равного 65–70 мм Hg [95]. Два обсервационных исследования с коротким периодом наблюдения (24 часа) не выявили положительного влияния на функцию почек уровней АДср между 65 против 85 мм Hg [96, 97]. Тем не менее, некоторые исследования показывают, что АДср свыше 65 мм Hg может быть полезным для лечения ОПП [92, 95, 98]. В рандомизированном исследовании, проведенном у 776 пациентов с септическим шоком, уровень АДср, равный 80–85 мм рт.ст. (против 65–70 мм рт.ст.), у пациентов с хронической артериальной гипертензией был связан со снижением риска ПЗТ, в то время как показатели летальности были аналогичными в обеих группах [95]. Ретроспективное исследование с участием 274 пациентов с сепсисом и ОПП показало, что АДср <75 мм Hg предсказывает потребность в ПЗТ [98]. В ретроспективном исследовании, включающем в себя 423 пациента, уровень АДср <75 мм Hg был связан с увеличением тяжести ОПП при септическом шоке [92].Все эти данные лишний раз подчеркивают необходимость в персонализации порога АДср для каждого конкретного пациента, а у пациентов, страдающих стойкой почечной дисфункцией, несмотря на адекватную нагрузку жидкостью и с уровнем АДср, равным 65 мм Hg,разрешить устанавливать целевое значное АДср на уровне 75–85 мм Hg.
В обсервационном исследовании, включающем в себя 33 300 пациентов с несердечной хирургией, АДср <55-60 мм Hg было связано с увеличением частоты развития послеоперационного ОПП [99]. В кардиохирургии уровень АДср до 50 мм Hg ассоциировался с повышенной частотой развития послеоперационного ОПП, тогда как АДср, равное 60–70 мм Hg, служило фактором защиты [100]. В этом же контексте снижение АДср на 26 мм Hg было связано с более высокой частотой развития ОПП после операции на сердце [101].
R 4.6—Мы рекомендуем проводить мониторинг и оптимизацию фракции выброса или его производных в периоперационном периоде в целях определения необходимого объема при проведении нагрузки жидкостью
(Grade 1 + ) СТРОГОЕ согласие
R4.7—Мы предлагаем применять подобные рекомендации в ОИТ
(Grade 2 + ) СТРОГОЕ согласие
R4.8—После стабилизации гемодинамики мы предлагаем избегать перегрузки жидкостью в ОИТ
(Grade 2 + ) СТРОГОЕ согласие
Обоснование: В периоперационном периоде, независимо от типа операции, интраоперационная оптимизация гемодинамики с целью достижения: порога сердечного индекса 4,5 л/мин/м2, доставки кислорода 600 мл/мин/м 2 или потребления кислорода 170 мл/мин/м2, позволяет клиницистам снизить количество эпизодов гиповолемии и, следовательно, снижать риск развития послеоперационного ОПП [102, 103]. Эти цели могут быть достигнуты с использованием легочного артериального катетера, транспищеводной допплерографии или устройств для анализа контура артериальной волны. Средства включают в себя: проведение инфузионной терапии, введение вазопрессорных агентов и инотропных препаратов. Аналогичные рекомендации могут быть сделаны для отделений интенсивной терапии, но уровень доказательств является низким.
В отделении интенсивной терапии перегрузка жидкостью связана с увеличением частоты возникновения ОПП и ее тяжести, независимо от необходимости в ПЗТ [21, 104–108]. Увеличение веса пациента свыше 10% является наиболее часто изучаемым параметром. Все исследования по этому вопросу носят чисто наблюдательный характер и сравнительных исследований в настоящее время не существует. Несмотря на взаимосвязь между перегрузкой жидкостью и частотой и тяжестью ОПП, данных, что свидетельствует о том, что контроль за перегрузкой жидкостью может оказывать благоприятный почечный эффект, нет. Другими словами, не было показано, что перегрузка жидкостью является причиной или следствием ОПП. Такая перегрузка жидкостью может быть простым маркером тяжести состояния, а не причиной ОПП. В периоперационном периоде контроль за балансом жидкости снижает частоту послеоперационных осложнений. Во время ОПП не было продемонстрировано никакой пользы в контроле баланса жидкости в контексте улучшения функции почек [109, 110].
R4.9—Мы предлагаем применять норадреналин в качестве препарата первой линии для поддержания целевого значения АДср при необходимости в вазопрессоной поддержки
(Grade 2 + ) СТРОГОЕ согласие
Обоснование: Применение вазопрессоров во время ОПП в целях достижения или поддержания ранее упомянутых уровней АДср и диастолического артериального давления необходимо тогда, когда нагрузка жидкостью не позволяет врачам сделать это. Несколько наблюдательных исследований показывают, что норадреналин является сосудосуживающим препаратом выбора, который сочетает в себе лучший компромисс с точки зрения стоимости, безопасности и простоты использования [111–117]. Терлипрессин может быть альтернативой норадреналину при отсутствии ишемической болезни сердца [118, 119]. Вазопрессин использовался в редких случаях, но низкий размер выборки в этих исследованиях не позволяет дать конкретные рекомендации.
R4.10—Мы предлагаем не откладывать какие-либо дополнительные обследования или введение нефротоксических агентов, если они необходимы для ведения пациента.
(Мнение экспертов) СТРОГОЕ согласие
- Как управлять нефротоксическими агентами?
R5.1—Мы предлагаем оптимизировать гидратацию пациента путем применения кристаллоидов с целью предупреждения развития контраст-индуцированной нефропатии (КИН), в идеале до введения контраста, с продолжением инфузионной терапии в течение 6 -12 часов после введения контраста
(Grade 2+) СТРОГОЕ согласие
R5.2—Мы предлагаем не применять N-ацетилцистеин и/или бикарбонат натрия в целях предупреждения конраст-индуцированной нефропатии
(Grade 2−) СТРОГОЕ согласие
Обоснование: Несмотря на небольшое количество исследований, при этом все они с плохой методологией, использующих многочисленные и разнообразные определения, частота КИН у пациентов вне ОИТ варьирует от 2% у пациентов без наличия какого-либо фактора риска [120] до 25% у пациентов с факторами риска (хроническая болезнь почек, диабет, введение нефротоксических агентов) [121]. В отделении интенсивной терапии, согласно используемому определению, частота КИН колеблется от 16 до 31% [122–125]. У критически больных пациентов. как правило, встречаются и другие факторы риска повреждения почек — гипотензия, сепсис, нефротоксичные препараты, что затрудняет рассмотрение контрастных веществ, как непосредственно и единолично ответственных за развитие ОПП. К тому же, большинство исследований оценивают пациентов после кардиохирургических операций или пациентов с кардиальной патологией, но вот у критически больных пациентов исследований недостаточно. Мета-анализы, которые неоднородны и по большей части плохо проведены (особенно в отношении более старых исследований), приводят к противоречивым результатам [126–131]. Более того, в более поздних метаанализах положительные результаты в пользу применения N-ацетилцистеина видны только тогда, когда включены опубликованные исследования. При рассмотрении всех исследований, особенно неопубликованных, этот благоприятный результат исчезает [128, 132]. Для профилактики КИН было предложено «подщелачивание» крови бикарбонатом натрия. Два недавних метаанализа обнаружили положительный эффект, связанный с бикарбонатом натрия, с точки зрения снижения заболеваемости ОПП, в то время как не было показано влияния на потребность в ЗПТ и на внутрибольничную летальность [130, 133]. Но два недавних проспективных рандомизированных исследования не подтвердили эти результаты. Первое исследование показало, что гидратация 0,9% физиологическим раствором была связана с более низким снижением СКФ и меньшей частотой КИН по сравнению с бикарбонатом натрия (1 против 9%, р = 0,02) [134]. Результаты второго исследовании показали, что не было различий в частоте КИН между 0,9% физиологическим раствором и бикарбонатом натрия (3 против 5,1%, р = 0,23) [135]. В настоящее время, хотя бикарбонат натрия и может быть послужить удовлетворительной альтернативой 0,9% физиологическому раствору, но до сих пор нет доказательств какого-либо преимущества, связанного с профилактической стратегией, основанной на введении бикарбонат натрия. Другие лекарственные препараты никогда не проявляли какого-либо неоспоримого положительного эффекта и не могут быть рекомендованы [136, 137]. Наконец, наиболее эффективным средством профилактики, по-видимому, является нагрузка жидкостью [138, 139]. Такая стратегия сводит к минимуму подверженность риску, если учитывать то, что в здесь необходимо введение ограниченного объема жидкости (около 1000–1500 мл в течение нескольких часов), что не будет иметь вредных последствий, за исключением пациентов с сердечной недостаточностью или с уже имеющейся перегрузкой жидкостью. Более того, ожидаемая польза от снижения частоты ОПП после проведения нагрузки жидкостью должна поддерживаться достаточным темпом диуреза для быстрого выведения воды из организма.
Наконец, нагрузка жидкостью перед процедурами, по-видимому, является наиболее эффективным профилактическим лечением КИН со значительной степенью положительного соотношения между пользой и риском, но при условии соблюдения осторожности у пациентов с высоким риском декомпенсации после умеренной инфузии.
R5.3—Мы предлагаем вводить аминогликозиды только при необходимости и в соответствии со следующими правилами:
- Вводить их один раз в сутки,
• В случае введения их чаще одного раза/сутки — контролировать их остаточный уровень,
• длительность введения их не должна превышать трех суток.
(Grade 2+) СТРОГОЕ согласие
R5.4—Мы предлагаем не применять нестероидные противовоспалительные препараты (НПВП), ингибиторы конвертирующих ферментов (АПФ) и антагонисты рецепторов ангиотензина 2 у пациентов с риском развития ОПП.
(Мнение экспертов) СТРОГОЕ согласие
Обоснование: Исследования, показывающие нефро- и ототоксичность, связанную с аминогликозидами, являются старыми и основаны на схеме введения два раза в день без какого-либо учета уровней остаточной концентрации в сыворотке крови [140–142]. Более поздние исследования показали, что токсичность в основном была связана с высокими уровнями остаточной концентрации препарата в сыворотке крови (более 20 часов после инфузии), тогда как пиковая концентрация (измеренная через полчаса после инфузии) была параметром, ответственным за эффективность [143–150 ]. Текущие рекомендации основаны на этих более поздних испытаниях, показывающих пользу высокой пиковой концентрации в сыворотке при применении высоких доз аминогликозида в качестве болюсов и последующего тщательного мониторинга остаточных концентраций в сыворотке во избежание нефротоксичности. На практике следует использовать определение пиковых уровней в сыворотке крови через 30 минут после введения аминогликозидов, а затем адаптировать следующую дозу для достижения рекомендуемого порога. Для проблемы токсичности, если аминогликозид используется в течение нескольких дней, оценка уровня остаточной сыворотки через 24 ч после его введения должна быть выполнена перед введением новой дозы, при условии, что концентрация в сыворотке ниже рекомендуемого порога. Более того, было показано, что длительное воздействие увеличивает частоту возникновения ОПП, что и объясняет причину ограничения продолжительности лечения до 3 дней. Такая стратегия позволяет врачам проводить эффективное лечение во время острой фазы сепсиса, одновременно с этим ограничивая токсичность [144]. Такое ограничение не распространяется на эндоваскулярные и костно-суставные инфекции, а также на эндокардит. В этих ситуациях может потребоваться длительное введение аминогликозидов в течение нескольких дней или недель. Тем не менее, нет исследования, оценивающего рекомендуемую нами стратегию в этих условиях. Наша рекомендация является экспертным заключением, основанным на результатах более ранних исследований по оценке токсичности.
Несмотря на отсутствие рандомизированных контролируемых исследований, оценивающих совокупное использование нефротоксических агентов, исследования с когортами пациентов и оценками токсичности показывают, что связь нескольких нефротоксических факторов риска, особенно накопления нескольких нефротоксических препаратов, экспоненциально увеличивает риск развития ОПП [60, 61]. Следует учитывать показания при выборе лекарств для пациентов с риском ОПП и отдавать предпочтение основным лекарствам. Например, следует избегать применения нестероидных противовоспалительных средств у пациентов, получающих как аминогликозиды, так и гликопептиды. Для снижения нефротоксичности следует отдавать предпочтение только основным лекарственным средствам и альтернативным стратегиям [151–153].
6. Фармакологические стратегии профилактики и лечения ОПП
R6.1—Мы рекомендуем не применять диуретики в целях профилактики и лечения ОПП, мы предлагаем их применение только для лечения перегрузки жидкостью
(Grade 1- ) СТРОГОЕ согласие
Обоснование: ОПП — часто встречающаяся органная недостаточность в отделениях интенсивной терапии и в периоперационном периоде, связанная с сердечно-сосудистой хирургией, которая ассоциируется с высоким риском заболеваемости и летальности. В двух недавних метаанализах [154, 155] введение диуретиков не снижало частоту и тяжесть ОПП. Введение фуросемида не показало никакой пользы в контексте внутрибольничной летальности, необходимости и количества процедур ПЗТ. Поскольку ОПП с перегрузкой жидкостью ассоциируется с более высокими показателями летальности [104, 107], именно здесь и могут быть предложены диуретики для лечения перегрузки жидкостью.
R6.2—Мы предлагаем не применять бикарбонат натрия в целях профилактики и лечения ОПП
(Grade 2- ) СТРОГОЕ согласие
Обоснование: Профилактика ОПП с применением бикарбоната натрия была проведена в рандомизированном контролируемом многоцентровом исследовании (бикарбонат натрия против 0,9% хлорида натрия), где первичной конечной точкой служило возникновение ОПП в послеоперационном периоде [156]. Результаты показали более высокую частоту возникновения ОПП в группе бикарбоната натрия (83/174 [47,7%]) по сравнению с контрольной группой (64/176 [36,4%], отношение шансов [OR] 1,60 [95% ДИ 1,04–2,45] р = 0,03). Это исследование было прекращено на ранней стадии, потому что имелась повышенная летальность у пациентов, получавших бикарбонат натрия (11/174 [6,3%] против 3/176 [1,7%], OR 3,89 [1,07–14,2], р = 0,03). Два других недавних исследования, выполненных в кардиохирургии, не обнаружили какого-либо положительного влияния бикарбоната натрия на профилактику ОПП [157, 158].
Что же касается лечения ОПП, в недавнем метаанализе была проведена оценка введения бикарбоната натрия [159]. Основной конечной точкой была внутрибольничная летальность, вторичными конечными точками были потребность в ПЗТ, восстановлении функции почек и глобальном выживании. В этом анализе были рассмотрены четыре исследования, но ни одно из них не соответствовало заранее установленным критериям. Следовательно, принимая во внимание данные, опубликованные в современной литературе, мы не рекомендуем введение бикарбоната натрия для профилактики или лечения ОПП.
В особом состоянии, а именно ОПП, связанном с рабдомиолизом, требования к нагрузке жидкостью, по-видимому, установлены [160–162], но природа эффекта от введения жидкости остается дискуссионной. Описаны теоретические преимущества применения бикарбоната натрия (ингибирование внутрипочечной вазоконстрикции, ингибирование перекисного окисления липидов и снижение кристаллизации миоглобина с белком Tamm–Horsfall). Тем не менее, по методологическим причинам (небольшой размер, множественные вмешательства, нерандомизированные исследования), редкая доступность таких исследований не может быть использована для подтверждения того, что бикарбонат натрия превосходит другие растворы, применяемые для нагрузки жидкостью [163–167].
R6.3— Мы рекомендуем не применять следующие методы профилактики и лечения ОПП: маннитол, допамин, фенолдопам, предсердный натрийуретрический фактор, инсулиноподобный фактор роста-1, эритропоэтин, N-ацетил цистеин, антагонисты рецепторов аденозина.
(Grade 1- ) СТРОГОЕ согласие
Обоснование: Маннитол был предложен в качестве профилактического лечения ОПП в периоперационном периоде при черепно-мозговой травме, у пациентов с рабдомиолизом или у тех, кому планируется проведение коронарографии. В большинстве исследований он увеличивает темп диуреза, не снижая частоту возникновения ОПП [168–170].
Низкие дозы допамина (1–3 мкг/кг/мин) вызывают вазодилатацию почек и натрийурез у здоровых взрослых. Этот агент был оценен как профилактическое лечение ОПП в нескольких клинических ситуациях: у критически больных пациентов с синдромом системного воспалительного ответа, у пациентов в периоперационном периоде операции на аорте, в послеоперационном периоде после трансплантации печени или почек. В большинстве исследований, которые включают рандомизированное контролируемое многоцентровое исследование, метаанализ и систематический обзор, делается вывод о том, что допамин не оказывает положительного эффекта ни в профилактике, ни в лечении ОПП [171–173].
Фенолдопам является агонистом рецептора допамина-1 без α или β адренергических системных эффектов. Семь исследований включали 1218 пациентов и не обнаружили положительных эффектов, связанных с профилактическим или лечебным назначением фенолдопама, в отношении летальности и необходимости в ПЗТ [174–180]. Преимущество фенолдопама с точки зрения возникновения ОПП сложно оценить из-за разнородных критериев диагностики в проведенных исследованиях. Доступны четыре метаанализа, но они показывают противоречивые результаты, когда два из них сообщили о положительном эффекте с уменьшением риска ОПП, один не нашел какого-либо положительного эффекта, а последний не проанализировал риск ОПП [181184]. Учитывая современные данные в литературе, рекомендуется не применять фенолдопам для профилактики или лечения ОПП.
В качестве профилактики и лечения ОПП были предложены несколько натрийуретических пептидов, обладающих способностью увеличивать СКФ. Большинство проспективных рандомизированных контролируемых исследований и 3 метаанализа не обнаружили никакой пользы, связанной с этими агентами [185–188].
Профилактическое или лечебное введение N-ацетилцистеина не показало какого-либо положительного эффекта в отношении необходимости в проведении ПЗТ и снижениялетальности [129, 189–192]. Помимо профилактики КИН, исследования проводились в основном в периоперационном периоде после сердечно-сосудистой хирургии.
Основываясь на доступных исследованиях, не было показано никакого положительного эффекта, связанного с профилактическим и лечебным эффектом при ОПП от введения инсулиноподобного фактора роста-1 [193, 194]. В настоящее время недостаточно данных, чтобы рекомендовать эритропоэтин для профилактики или лечения ОПП [195]. Только одно исследование, включающее 171 пациента, перенесшего операцию на сердце (шунтирование коронарной артерии), показало, что эритропоэтин (300 Ед/кг), назначенный до операции, позволил снизить риск развития ОПП в послеоперационном периоде по сравнению с 0,9%. физиологическим раствором (8 против 29%, р = 0,03) [196].
В двух пилотных исследованиях пациентам с острой сердечной недостаточностью вводили ролофиллин (антагонист аденозиновых рецепторов A 1) и сравнивали эффекты с плацебо [197, 198]. В обоих исследованиях было обнаружено, что ролофиллин увеличивал темп диуреза и улучшал клиренс креатинина (по сравнению с плацебо). В самом крупном и недавнем проспективном многоцентровом исследовании (n = 2033 пациента), сравнивавшем ролофиллин и плацебо у пациентов с острой сердечной недостаточностью, не было обнаружено положительного эффекта от велениия ролофиллина с точки зрения выживаемости, функции сердца и почек [199].
Существует два особых состояния, требующих профилактического лечения ОПП: (1) высокие дозы метотрексата [200]; (2) пациенты с высоким риском синдрома лизиса опухоли. Метотрексат в высоких дозах (1–12 г/м2) — необходимое лечение многочисленных злокачественных опухолей. Этот препарат может вызывать ОПП (до 40% пациентов в недавнем исследовании), что связано с прямой токсичностью на канальцы и образованием внутритубулярных осадков [201]. Внутривенная гидратация (≥ 2 л/м2) и подщелачивание мочи являются рекомендованными стратегиями профилактики ОПП. Несколько исторических наблюдательных и интервенционных исследований показали, что эти стратегии были связаны с повышенным клиренсом метотрексата и снижением эпизодов тяжелой токсичности [202, 205]. Подщелачивание мочи уменьшает кристаллизацию метотрексата [202]. Таким образом, рекомендуется подщелачивать мочу пациентов, которые должны получать высокие дозы метотрексата (1–12 г / м 2) для того, чтобы предотвратить ОПП. У около трети пациентов с высоким риском синдрома лизиса опухоли развивается ОПП [206, 207]. В этом клиническом состоянии гиперурикемия является одним из факторов, которые способствуют развитию ОПП [208]. В двух рандомизированных контролируемых исследованиях и двух недавних метаанализах введение расбуриказы было связано с более быстрым и глубоким снижением уриемии по сравнению с аллопуринолом [209–211]. Тем не менее, нет никаких доказательств того, что расбуриказа как то связана со снижением частоты ОПП [212]. Гиперурикемия является лишь одним из многочисленных механизмов, связанных с повреждением почек во время синдрома лизиса опухоли (кристаллы фосфата и кальция, гиповолемия, инфильтрация опухоли почки, нефротоксическое воздействие, воспаление). У пациентов с высоким риском синдрома лизиса опухоли введение расбуриказы предлагается в четырех недавних рекомендациях экспертов [198, 213–215].
7. Нутритивная поддержка при ОПП
R7.1—Мы предлагаем следовать текущей стратегии у пациентов, находящихся в критическом состоянии, независимо от того, есть ОПП или его нет (исключая случаи, когда требуется проведение почечно-заместительной терапии)
(Grade 2 +) СТРОГОЕ согласие
R7.2—Мы рекомендуем не ограничивать нутритивную поддержку в целях предупреждения перегрузки жидкостью и/или при проведении почечно-заместительной терапии
(Grade 1−) СТРОГОЕ согласие
Обоснование: ОПП оказывает влияние и на водный баланс и на кислотно-щелочной баланс, но также влияет на метаболизм каждого макроэлемента, как правило, в сторону гиперкатаболизма. Таким образом, последствия ОПП в контексте питания усугубляют последствия, связанные с основной патологией [216]. У пациентов с ОПП недоедание в значительной степени связано с высокой частотой инфекционных осложнений, длительным пребыванием в стационаре и летальностью [18]. Оценка состояния питания является сложной, поскольку обычно доступные маркеры (индекс массы тела, импедансометрия) становятся неточными из-за изменений в состоянии гидратации [217]. Пищевая поддержка у пациентов с травмой и с ОПП или без него должна быть одинаковой и направленной на соответствующее потребление энергии и белка, сохранение мышечной массы, улучшение иммунной функции и снижение летальности [218]. Требования к питанию должны учитывать гиперкатаболизм, связанный с основной патологией и наличием/отсутствием ПЗТ, а также вид процедуры ЗПТ. Эти параметры оказывают большое влияние, больше, чем сама ОПП, на выбор стратегии питания. Непрямая калориметрия остается эталонным инструментом, необходимым для определения потребностей пациента в энергии. В случаях, когда это невозможно использовать, рекомендуется обеспечить целевой уровень энергии 20–30 ккал/кг/день с целевым показателем белка 1,5 г/кг/день в отсутствие ПЗТ [219]. В случае проведения ПЗТ предлагается увеличение доставки белка, включая глютамин и микроэлементы (витамины и микроэлементы) [220]. Водорастворимые витамины группы B (особенно витамин B1 и фолаты) удаляются в значительном количестве во время ПЗТ [221].
8. Как оценивать восстановление функции почек?
R8.1—Мы рекомендуем рассматривать пациентов с ОПП как пациентов с высоким риском развития ХПН
(Grade 1 + ) СТРОГОЕ согласие
R8.2—Мы предлагаем оценивать функцию почек у пациентов, у которых было выявлено ОПП, через 6 месяцев после острого эпизода
(Grade 2 + ) СТРОГОЕ согласие
R8.3—Мы предлагаем определять отсутствие восстановления функции почек после ОПП на следующем основании: увеличение уровня креатинина сыворотки свыше 25% от базовой оценки или при наличии зависимости от ПЗТ
(Grade 2 + ) СТРОГОЕ согласие
Обоснование: Тяжелая ОПП может быть связана с полным или частичным отсутствием восстановления функции почек, что приводит к ХПН. Исследования, проведенные у детей с использованием долгосрочного наблюдения, были первыми, что показали — у пациентов, считавшихся полностью выздоровевшими на основе биологических данных, может прогрессировать ХПН в течение 3 последующих лет в 10% случаев [222]. Неполное восстановление может привести к нормализации обычных биологических параметров (Scr), несмотря на уменьшенное количество нефронов. Это явление приводит к повышенной восприимчивости почек в случае новой травмы или во время физиологического старения.
Недавний обзор оценил частоту возникновения ХПН после острого повреждения почек в 25,8/100 пациентов-лет, а частоту развития терминальной стадии заболевания почек в 6,6/100 пациентов-лет [10]. Таким образом, наличие связи между ОПН и ХПН становится предельно ясной. Более того, в нескольких исследованиях сообщается, что существует также взаимосвязь между тяжестью ОПП и повышенным риском двукратного увеличения случаев ХПН в конечной стадии, требующей диализа через 10 лет [223]. В своем исследовании Pannu et al. [224] обнаружили, что как только восстановление почечной функции остается ниже 125% от уровня Scr перед повреждением почек, требуется нефрологическое наблюдение для выявления недостаточного восстановления почечной функции в долгосрочной перспективе. В исследовании была проведена оценка 3877 пациентов и 1153 из них наблюдались нефрологомв течение 3 месяцев. Это исследование показало, что эти пациенты имели значительно более высокую выживаемость по сравнению с сопоставимой контрольной группой (ОР 0,76, 95% ДИ 0,62–0,93) [225]. Таким образом, пациентам с ОПП рекомендуется систематическое наблюдение у нефрологов независимо от того, насколько рано восстановилась функция почек.
References
1. The Kidney Disease Improving Global Outcomes (KDIGO) Working Group. KDIGO clinical practice guideline for acute kidney injury. Kidney Int Suppl. 2012;2:1–138.
2. Hoste EA, Damen J, Vanholder RC, et al. Assessment of renal function in recently admitted critically ill patients with normal serum creatinine. Nephrol Dial Transplant. 2005;20:747–53.
3. Kellum JA, Lameire N. Diagnosis, evaluation, and management of acute kidney injury: a KDIGO summary (part 1). Crit Care. 2013;17:204.
4. Bellomo R, Ronco C, Kellum JA, Mehta RL, Palevsky P. Acute renal failure—definition, outcome measures, animal models, fluid therapy and information technology needs: the second international consensus conference of the Acute Dialysis Quality Initiative (ADQI) Group. Crit Care. 2004;8:R204–12.
5. Mehta RL, Kellum JA, Shah SV, et al. Acute kidney injury network: report of an initiative to improve outcomes in acute kidney injury. Crit Care. 2007;11:R31.
6. Uchino S, Bellomo R, Goldsmith D, Bates S, Ronco C. An assessment of the RIFLE criteria for acute renal failure in hospitalized patients. Crit Care Med. 2006;34:1913–7.
7. Hoste EA, Clermont G, Kersten A, et al. RIFLE criteria for acute kidney injury are associated with hospital mortality in critically ill patients: a cohort analysis. Crit Care. 2006;10:R73.
8. Bagshaw SM, George C, Dinu I, Bellomo R. A multi‑centre evaluation of the RIFLE criteria for early acute kidney injury in critically ill patients. Nephrol Dial Transplant. 2008;23:1203–10.
9. Joannidis M, Metnitz B, Bauer P, et al. Acute kidney injury in critically ill patients classified by AKIN versus RIFLE using the SAPS 3 database. Intensive Care Med. 2009;35:1692–702.
10. Coca SG, Singanamala S, Parikh CR. Chronic kidney disease after acute kidney injury: a systematic review and meta‑analysis. Kidney Int. 2012;81:442–8.
11. Akcan‑Arikan A, Zappitelli M, Loftis LL, Wasburn KK, Jefferson LS, Goldstein SL. Modified RIFLE criteria in critically ill children with acute kidney injury. Kidney Int. 2007;71:1028–35.
12. Schwartz GJ, Brion LP, Spitzer A. The use of plasma creatinine concentration for estimating glomerular filtration rate in infants, children, and adolescents. Pediatr Clin N Am. 1987;34:57–90.
13. Plötz F, Bouma A, van Wijk J, Kneyber M, Bökenkamp A. Pediatric acute kidney injury in the ICU: an independent evaluation of pRIFLE criteria. Intensive Care Med. 2008;34:1713–7.
14. Bonventre JV, Yang L. Cellular pathophysiology of ischemic acute kidney injury. J Clin Invest. 2011;121:4210–21.
15. Bellomo R, Kellum JA, Ronco C. Acute kidney Inj. Lancet. 2012;380:7556–66.
16. Chertow GM, Burdock E, Honour M, et al. Acute kidney injury, mortality, length of stay and costs in hospitalized patients. J Am Soc Nephrol. 2005;16:3365–70.
17. Wald R, Quinn RR, Luo J, et al. Chronic dialysis and death among survivors of acute kidney injury requiring dialysis. JAMA. 2009;302:1179–85.
18. Uchino S, Kellum JA, Bellomo R, et al. Acute renal failure in critically ill patients: a multinational, multicenter study. JAMA. 2005;294:813–8.
19. Waikar SS, Liu KD, Chertow GM. Diagnosis, epidemiology and outcomes of acute kidney injury. Clin J Am Soc Nephrol. 2008;3:844–61.
20. Nisula S, Kaukonen K‑M, Vaara ST, et al. Incidence, risk factors and 90‑day mortality of patients with acute kidney injury in Finnish intensive care units: the FINNAKI study. Intensive Care Med. 2013;39:420–8.
21. Vaara ST, Pettilä V, Reinkainen M, Kaukonen K‑M, for the Finnish Intensive Care Consortium. Population‑based incidence, and mortality and quality of life in critically ill patients treated with renal replacement therapy: a nationwide retrospective cohort study in finnish intensive care units. Crit Care. 2012;16:R13.
22. Endre ZH, Pickering JW, Walker RJ. Clearance and beyond: the complementary roles of GFR measurement and injury biomarkers in acute kidney injury (AKI). Am J Physiol Renal Physiol. 2011;301:F697–707.
23. Murray PT, Mehta RL, Shaw A, et al. Current use of biomarkers in acute kidney injury: report and summary of recommendations from the 10th acute dialysis quality initiative consensus conference. Kidney Int. 2014;85:513–21.
24. Bihorac A, Kellum JA. Acute kidney injury in 2014: a step towards understanding mechanism of renal repair. Nat Rev Nephrol. 2015;11:74–5.
25. Cruz DN, Mehta RL. Acute kidney injury in 2013: breaking barriers for biomarkers in AKI‑progress at last. Nat Rev Neprhol. 2014;10:74–6.
26. Parikh CR, Devarajan P. New biomarkers in acute kidney injury. Crit Care Med. 2008;36:S159–65.
27. Shang Z, Lu B, Sheng X, Jin N. Cystatin C in prediction of acute kidney injury: a systemic review and meta‑analysis. Am J Kidney Dis. 2011;58:356–65.
28. Liu Y, Guo W, Zhang J, et al. Urinary interleukin 18 for detection of acute kidney injury: a metanalysis. Am J Kidney Dis. 2013;62:1058–67.
29. Shao X, Tian L, Xu W, et al. Diagnostic value of urinary kidney injury molecule 1 for acute kidney injury: a meta‑analysis. PLoS One. 2014;9:e84131.
30. Haase M, Bellomo R, Devarajan P, et al. Accuracy of neutrophil gelatinase‑associated lipocalin (NGAL) in diagnosis and prognosis in acute kidney injury: a systematic review and meta‑analysis. Am J Kidney Dis. 2009;54:1012–24.
31. Haase M, Devarajan P, Haase‑Fielitz A, et al. The outcome of neutrophil gelatinase‑associated lipocalin‑positive subclinical acute kidney injury. JACC. 2011;57:1752–61.
32. Kashani K, Al‑Khafaji A, Ardiles T, et al. Discovery and validation of cell cycle arrest biomarkers in human acute kidney injury. Crit Care. 2013;17:R25.
33. Bihorac A, Chawla LS, Shaw AD, et al. Validation of cell‑cycle arrest biomarkers for acute kidney injury using clinical adjudication. Am J Resp Crit Care Med. 2014;189:932–9.
34. McIllroy DR, Epi MC, Wagener G, Lee HT. Biomarkers of acute kidney injury: an evolving domain. Anesthesiology. 2010;112:998–1004.
35. Goldstein SL. Acute kidney injury in children and its potential consequences in adulthood. Blood Purif. 2012;33:131–7.
36. Schiffl H, Lang S. Urinary biomarkers and acute kidney injury in children: the long road to clinical application. Pediatr Nephrol. 2013;28:837–42.
37. Ataei N, Bazargani B, Sonbol A, et al. Early detection of acute kidney injury by serum cystatin C in critically ill children. Pediatr Nephrol. 2014;29:133–8.
38. Schnell D, Darmon M. Renal Doppler to assess renal perfusion in the critically ill: a reappraisal. Intensive Care Med. 2012;38:1751–60.
39. Duranteau J, Deruddre S, Vigue B, Chemla D. Doppler monitoring of renal hemodynamics: why the best is yet to come. Intensive Care Med. 2008;34:1360–1.
40. Wan L, Yang N, Hiew C‑Y, et al. An assessment of the accuracy of renal blood flow estimation by Doppler ultrasound. Intensive Care Med. 2008;34:1503–10.
41. Lauschke A, Teichgräber UKM, Frei U, Eckardt KU. “Low‑dose” dopamine worsens renal perfusion in patients with acute renal failure. Kidney Int. 2006;69:1669–74.
42. Deruddre S, Cheisson G, Mazoit JX, et al. Renal arterial resistance in septic shock: effects of increasing mean arterial pressure with norepinephrine on the renal resistive index assessed with Doppler ultrasonography. Intensive Care Med. 2007;33:1557–62.
43. Schnell D, Camous L, Guyomarc’h S, et al. renal perfusion assessment by renal doppler during fluid challenge in sepsis. Crit Care Med. 2013;41:1214–20.
44. Lerolle N, Guérot E, Faisy C, et al. Renal failure in septic shock: predictive value of Doppler‑based renal arterial resistive index. Intensive Care Med. 2006;32:1553–5.
45. Platt JF, Rubin JM, Ellis JH. Acute renal failure: possible role of duplex Doppler US in distinction between acute prerenal failure and acute tubular necrosis. Radiology. 1991;179:419–23.
46. Izumi M, Sugiura T, Nakamura H, et al. Differential diagnosis of prerenal azotemia from acute tubular necrosis and prediction of recovery by Doppler ultrasound. Am J Kidney Dis. 2000;35:713–9.
47. Stevens PE, Gwyther SJ, Hanson ME, et al. Noninvasive monitoring of renal blood flow characteristics during acute renal failure in man. Intensive Care Med. 1990;16:153–8.
48. Schnell D, Deruddre S, Harrois A, et al. Renal resistive index better predicts the occurrence of acute kidney injury than cystatin C. Shock. 2012;38:592–7.
49. Darmon M, Schortgen F, Vargas F, et al. Diagnostic accuracy of Doppler renal resistive index for reversibility of acute kidney injury in critically ill patients. Intensive Care Med. 2011;37:68–76.
50. Schnell D, Reynaud M, Venot M, et al. Resistive index or color‑Doppler semi‑quantitative evaluation of renal perfusion by inexperienced physicians: results of a pilot study. Minerva Anestesiol. 2014;80:1273–81.
51. Bossard G, Bourgoin P, Corbeau JJ, et al. Early detection of postoperative acute kidney injury by Doppler renal resistive index in cardiac surgery with cardiopulmonary bypass. Br J Anaesth. 2011;107:891–8.
52. Dewitte A, Coquin J, Meyssignac B, et al. Doppler resistive index to reflect regulation of renal vascular tone during sepsis and acute kidney injury. Crit Care. 2012;16:R165.
53. Lerolle N. Please don’t call me RI anymore; I may not be the one you think I am! Crit Care. 2012;16:174.
54. Bude RO, Rubin JM. Relationship between the resistive index and vascular compliance and resistance. Radiology. 1999;211:411–7.
55. Murphy ME, Tublin ME. Understanding the Doppler RI: impact of renal arterial distensibility on the RI in a hydronephrotic ex vivo rabbit kidney model. J Ultrasound Med. 2000;19:303–14.
56. Tublin ME, Tessler FN, Murphy ME. Correlation between renal vascular resistance, pulse pressure, and the resistive index in isolated perfused rabbit kidneys. Radiology. 1999;213:258–64.
57. Naesens M, Heylen L, Lerut E, et al. Intrarenal resistive index after renal transplantation. N Engl J Med. 2013;369:1797–806.
58. Huen SC, Parikh CR. Predicting acute kidney injury after cardiac surgery: a systematic review. Ann Thorac Surg. 2012;93:337–47.
59. Kheterpal S, Tremper KK, Heung M, et al. Development and validation of an acute kidney injury risk index for patients undergoing general surgery: results from a national data set. Anesthesiology. 2009;110:505–15.
60. Pannu N, Nadim MK. An overview of drug‑induced acute kidney injury. Crit Care Med. 2008;36(Suppl.):5216–23.
61. Bentley ML, Corwin HI, Dasta J, et al. Drug‑induced acute kidney injury in the critically ill adult: recognition and preventive strategies. Crit Care Med. 2010;38(Suppl. 6):5169–74.
62. Annane D, Siami S, Jaber S, et al. Effects of fluid resuscitation with colloids vs crystalloids on mortality in critically ill patients presenting with hypovolemic shock: the CRISTAL randomized trial. JAMA. 2013;310:1809–17.
63. Myburgh JA, Finfer S, Bellomo R, et al. Hydroxyethyl starch or saline for fluid resuscitation in intensive care. N Engl J Med. 2012;367:1901–11.
64. Haase N, Perner A, Hennings LI, et al. Hydroxyethyl starch 130/0.38–0.45 versus crystalloid or albumin in patients with sepsis: systematic review with meta‑analysis and trial sequential analysis. BMJ. 2013;346:f839.
65. Perner A, Haase N, Guttormsen AB, et al. Hydroxyethyl starch 130/0.42 versus Ringer’s acetate in severe sepsis. N Engl J Med. 2012;367:124–34.
66. Zarychanski R, Abou‑Setta AM, Turgeon AF, et al. Association of hydroxyethyl starch administration with mortality and acute kidney injury in critically ill patients requiring volume resuscitation: a systematic review and meta‑analysis. JAMA. 2013;309:678–88.
67. Guidet B, Martinet O, Boulain T, et al. Assessment of hemodynamic efficacy and safety of 6 % hydroxyethylstarch 130/0.4 vs. 0.9 % NaCl fluid replacement in patients with severe sepsis: the CRYSTMAS study. Crit Care. 2012;16:R94.
68. Patel A, Waheed U, Brett SJ. Randomised trials of 6% tetrastarch (hydroxyethyl starch 130/0.4 or 0.42) for severe sepsis reporting mortality: systematic review and meta‑analysis. Intensive Care Med. 2013;39:811–22.
69. Hartog CS, Reinhart K. CRYSTMAS study adds to concerns about renal safety and increased mortality in sepsis patients. Crit Care. 2012;16:454.
70. Brunkhorst FM, Engel C, Bloos F, et al. Intensive insulin therapy and pentastarch resuscitation in severe sepsis. N Engl J Med. 2008;358:125–39.
71. Schortgen F, Lacherade JC, Bruneel F, et al. Effects of hydroxyethylstarch and gelatin on renal function in severe sepsis: a multicentre randomised study. Lancet. 2001;357:911–6.
72. Perel P, Roberts I, Ker K. Colloids versus crystalloids for fluid resuscitation in critically ill patients. Cochrane Database Syst Rev. 2013;2:CD000567.
73. Mutter TC, Ruth CA, Dart AB. Hydroxyethyl starch (HES) versus other fluid therapies: effects on kidney function. Cochrane Database Syst Rev. 2013;7:CD007594.
74. Martin C, Jacob M, Vicaut E, et al. Effect of waxy maize‑derived hydroxyethyl starch 130/0.4 on renal function in surgical patients. Anesthesiology. 2013;118:387–94.
75. The European Medicines Agency’s Pharmacovigilance Risk Assessment Committee. Hydroxyethyl‑starch solutions (HES) should no longer be used in patients with sepsis or burn injuries or in critically ill patients. 2015. http://www.ema.europa.eu/ema/index.jsp?curl=pages/ medicines/human/referrals/Hydroxyethyl_starch‑containing_solutions/human_referral_prac_000012.jsp&mid=WC0b01ac05805c516f. Accessed 27 Jan 2016.
76. Kurtz TW, Morris RC Jr. Dietary chloride as a determinant of “sodiumdependent” hypertension. Science. 1983;222:1139–41.
77. Wilcox CS. Regulation of renal blood flow by plasma chloride. J Clin Invest. 1983;71:726–35.
78. Hansen PB, Jensen BL, Skott O. Chloride regulates afferent arteriolar contraction in response to depolarization. Hypertension. 1998;32:1066–70.
79. Chowdhury AH, Cox EF, Francis ST, Lobo DN. A randomized, controlled, double‑blind crossover study on the effects of 2‑L infusions of 0.9% saline and plasma‑lyte 148 on renal blood flow velocity and renal cortical tissue perfusion in healthy volunteers. Ann Surg. 2012;256:18–24.
80. Lobo DN, Awad S. Should chloride‑rich crystalloids remain the mainstay of fluid resuscitation to prevent ‘pre‑renal’ acute kidney injury?:con. Kidney Int. 2014;86:1096–105.
81. Yunos NM, Kim IB, Bellomo R, et al. The biochemical effects of restricting chloride‑rich fluids in intensive care. Crit Care Med. 2011;39:2419–24.
82. Shaw AD, Bagshaw SM, Goldstein SL, et al. Major complications, mortality, and resource utilization after open abdominal surgery: 0.9 % saline compared to plasma‑lyte. Ann Surg. 2012;255:821–9.
83. Yunos NM, Bellomo R, Hegarty C, Story D, Ho L, Bailey M. Association between a chloride‑liberal vs chloride‑restrictive intravenous fluid administration strategy and kidney injury in critically ill adults. JAMA. 2012;308:1566–72.
84. McCluskey SA, Karkouti K, Wijeysundera D, Minkovich L, Tait G, Scott Beattie W. Hyperchloremia after non cardiac surgery is independently associated with increased morbidity and mortality: a propensitymatched cohort study. Anesth Analg. 2013;13:412–21.
85. Raghunathan K, Shaw A, Nathanson B, et al. Association between the choice of IV crystalloid and in‑hospital mortality among critically ill adults with sepsis. Crit Care Med. 2014;40:1897–905.
86. Krajewski ML, Raghunathan K, Paluszkiewicz SM, Schermer CR, Shaw AD. Meta‑analysis of high—versus low‑chloride content in perioperative and critical care fluid resuscitation. Br J Surg. 2015;102:24–36.
87. Raghunathan K, Murray PT, Beattie WS, ADQI XII Investigators Group, et al. Choice of fluid in acute illness: what should be given? An international consensus. Br J Anaesth. 2014;113:772–83.
88. Antonelli M, Levy M, Andrews PJ, et al. Hemodynamic monitoring in shock and implications for management. International consensus conference, Paris, France, 27–28 April 2006. Intensive Care Med. 2007;33:575–90.
89. Dellinger RP, Levy MM, Rhodes A, et al. Surviving sepsis campaign: international guidelines for management of severe sepsis and septic shock, 2012. Intensive Care Med. 2013;39:165–228.
90. Varpula M, Tallgren M, Saukkonen K, Voipio‑Pulkki LM, Pettila V. Hemodynamic variables related to outcome in septic shock. Intensive Care Med. 2005;31:1066–71.
91. Rivers E, Nguyen B, Havstad S, et al. Early goal‑directed therapy in the treatment of severe sepsis and septic shock. N Engl J Med. 2001;345:1368–77.
92. Poukkanen M, Wilkman E, Vaara ST, et al. Hemodynamic variables and progression of acute kidney injury in critically ill patients with severe sepsis: data from the prospective observational FINNAKI study. Crit Care. 2013;17:R295.
93. Asfar P, Meziani F, Hamel JF, et al. High versus Low blood‑pressure target in patients with septic shock. N Engl J Med. 2014;370:1583–93.
94. Bourgoin A, Leone M, Delmas A, Garnier F, Albanese J, Martin C. Increasing mean arterial pressure in patients with septic shock: effects on oxygen variables and renal function. Crit Care Med. 2005;33:780–6.
95. LeDoux D, Astiz ME, Carpati CM, Rackow EC. Effects of perfusion pressure on tissue perfusion in septic shock. Crit Care Med. 2000;28:2729–32.
96. Dunser MW, Takala J, Ulmer H, et al. Arterial blood pressure during early sepsis and outcome. Intensive Care Med. 2009;35:1225–33.
97. Benchekroune S, Karpati PC, Berton C, et al. Diastolic arterial blood pressure: a reliable early predictor of survival in human septic shock. J Trauma. 2008;64:1188–95.
98. Legrand M, Dupuis C, Simon C, et al. Association between systemic hemodynamics and septic acute kidney injury in critically ill patients: a retrospective observational study. Crit Care. 2013;17:R278.
99. Walsh M, Devereaux PJ, Garg AX, et al. Relationship between intraoperative mean arterial pressure and clinical outcomes after noncardiac surgery: toward an empirical definition of hypotension. Anesthesiology. 2013;119:507–15.
100. Haase M, Bellomo R, Story D, et al. Effect of mean arterial pressure, haemoglobin and blood transfusion during cardiopulmonary bypass on post‑operative acute kidney injury. Nephrol Dial Transplant. 2012;27:153–60.
101. Kanji HD, Schulze CJ, Hervas‑Malo M, et al. Difference between pre‑operative and cardiopulmonary bypass mean arterial pressure is independently associated with early cardiac surgery‑associated acute kidney injury. J Cardiothorac Surg. 2010;5:71.
102. Brienza N, Giglio MT, Marucci M, Fiore T. Does perioperative hemodynamic optimization protect renal function in surgical patients? A metaanalytic study. Crit Care Med. 2009;37:2079–90.
103. Grocott MP, Dushianthan A, Hamilton MA, Mythen MG, Harrison D, Rowan K. Perioperative increase in global blood flow to explicit defined goals and outcomes after surgery: a Cochrane systematic review. Br J Anaesth. 2013;111:535–48.
104. Bouchard J, Soroko SB, Chertow GM, et al. Fluid accumulation, survival and recovery of kidney function in critically ill patients with acute kidney injury. Kidney Int. 2009;76:422–7.
105. Payen D, de Pont AC, Sakr Y, Spies C, Reinhart K, Vincent JL. A positive fluid balance is associated with a worse outcome in patients with acute renal failure. Crit Care. 2008;12:R74.
106. Teixeira C, Garzotto F, Piccinni P, et al. Fluid balance and urine volume are independent predictors of mortality in acute kidney injury. Crit Care. 2013;17:R14.
107. Grams ME, Estrella MM, Coresh J, Brower RG, Liu KD. Fluid balance, diuretic use, and mortality in acute kidney injury. Clin J Am Soc Nephrol. 2011;6:966–73.
108. Bellomo R, Cass A, Cole L, et al. An observational study fluid balance and patient outcomes in the randomized evaluation of normal vs. augmented level of replacement therapy trial. Crit Care Med. 2012;40:1753–60.
109. Boland MR, Noorani A, Varty K, Coffey JC, Agha R, Walsh SR. Perioperative fluid restriction in major abdominal surgery: systematic review and meta‑analysis of randomized, clinical trials. World J Surg. 2013;37:1193–202.
110. Varadhan KK, Lobo DN. A meta‑analysis of randomised controlled trials of intravenous fluid therapy in major elective open abdominal surgery: getting the balance right. Proc Nutr Soc. 2010;69:488–98.
111. Desjars P, Pinaud M, Bugnon D, Tasseau F. Norepinephrine therapy has no deleterious renal effects in human septic shock. Crit Care Med. 1989;17:426–9.
112. Desjars P, Pinaud M, Potel G, Tasseau F, Touze MD. A reappraisal of norepinephrine therapy in human septic shock. Crit Care Med. 1987;15:134–7.
113. Fukuoka T, Nishimura M, Imanaka H, Taenaka N, Yoshiya I, Takezawa J. Effects of norepinephrine on renal function in septic patients with normal and elevated serum lactate levels. Crit Care Med. 1989;17:1104–7.
114. Martin C, Viviand X, Leone M, Thirion X. Effect of norepinephrine on the outcome of septic shock. Crit Care Med. 2000;28:2758–65.
115. Redl‑Wenzl EM, Armbruster C, Edelmann G, et al. Noradrenaline in the “high output‑low resistance” state of patients with abdominal sepsis. Anaesthesist. 1990;39:525–9.
116. Albanese J, Leone M, Garnier F, Bourgoin A, Antonini F, Martin C. Renal effects of norepinephrine in septic and nonseptic patients. Chest. 2004;126:534–9.
117. Martin C, Papazian L, Perrin G, Saux P, Gouin F. Norepinephrine or dopamine for the treatment of hyperdynamic septic shock? Chest. 1993;103:1826–31.
118. Leone M, Albanese J, Delmas A, Chaabane W, Garnier F, Martin C. Terlipressin in catecholamine‑resistant septic shock patients. Shock. 2004;22:314–9.
119. Albanese J, Leone M, Delmas A, Martin C. Terlipressin or norepinephrine in hyperdynamic septic shock: a prospective, randomized study. Crit Care Med. 2005;33:1897–902.
120. Rihal CS, Textor SC, Grill DE, et al. Incidence and prognostic importance of acute renal failure after percutaneous coronary intervention. Circulation. 2002;105:2259–64.
121. Rudnick MR, Goldfarb S, Tumlin J. Contrast‑induced nephropathy: is the picture any clearer? Clin J Am Soc Nephrol. 2008;3:261–2.
122. Hoste EAJ, Doom S, De Waele J, et al. Epidemiology of contrast‑associated acute kidney injury in ICU patients: a retrospective cohort analysis. Intensive Care Med. 2011;37:1921–31.
123. Chousterman BG, Bouadma L, Moutereau S, et al. Prevention of contrast‑induced nephropathy by N‑acetylcysteine in critically ill patients: different definitions, different results. J Crit Care. 2013;5:701–9.
124. Valette X, Savary B, Nowoczyn M, et al. Accuracy of plasma neutrophil gelatinase‑associated lipocalin in the early diagnosis of contrastinduced acute kidney injury in critical illness. Intensive Care Med. 2013;39:857–65.
125. Clec’h C, Razafimandimby D, Laouisset M, et al. Incidence and outcome of contrast‑associated acute kidney injury in a mixed medical‑surgical ICU population: a retrospective study. BMC Nephrol. 2013;4:14–31.
126. Brar SS, Hiremath S, Dangas G, et al. Sodium bicarbonate for the prevention of contrast induced‑acute kidney injury: a systematic review and meta‑analysis. Clin J Am Soc Nephrol. 2009;4:1584–92.
127. Zoungas S, Ninomiya T, Huxley R, et al. Systematic review: sodium bicarbonate treatment regimens for the prevention of contrast‑induced nephropathy. Ann Intern Med. 2009;151:631–8.
128. Brown JR, Block CA, Malenka DJ, et al. Sodium bicarbonate plus N‑acetylcysteine prophylaxis: a meta‑analysis. JAAC Cardiovasc Interv. 2009;2:1116–24.
129. Sun Z, Fu Q, Cao L, et al. Intravenous N‑acetylcysteine for prevention of contrast‑induced nephropathy: a meta‑analysis of randomized, controlled trials. PLoS One. 2013;8:e55124.
130. Jang JS, Jin HY, Seo JS, et al. Sodium bicarbonate therapy for the prevention of contrast‑induced acute kidney injury—a systematic review and meta‑analysis. Circ J. 2012;76:2255–65.
131. Solomon R, Werner C, Mann D, et al. Effects of saline, mannitol, and furosemide to prevent acute decreases in renal function induced by radiocontrast agents. N Engl J Med. 1994;331:1416–20.
132. Vaitkus PT, Brar C. N‑acetylcysteine in the prevention of contrastinduced nephropathy: publication bias perpetuated by meta‑analyses. Am Heart J. 2007;153:275–80.
133. Hoste EAJ, De Waele JJ, Gevaert SA, Uchino S, Kellum JA. Sodium bicarbonate for prevention of contrast‑induced acute kidney injury: a systematic review and meta‑analysis. Nephrol Dial Transplant. 2010;25:747–58.
134. Klima T, Christ A, Marana I, et al. Sodium chloride vs. sodium bicarbonate for the prevention of contrast medium‑induced nephropathy: a randomized controlled trial. Eur Heart J. 2012;33:2071–9.
135. Kooiman J, Sijpkens YWJ, de Vries J‑PPM, et al. A randomized comparison of 1‑h sodium bicarbonate hydration versus standard peri‑procedural saline hydration in patients with chronic kidney disease undergoing intravenous contrast‑enhanced computerized tomography. Nephrol Dial Transplant. 2014;29:1029–36.
136. Pattharanitima P, Tasanarong A. Pharmacological strategies to prevent contrast‑induced acute kidney injury. BioMed Res Int. 2014;2014:236930.
137. Kelly AM, Dwamena B, Cronin P, et al. Meta‑analysis: effectiveness of drugs for preventing contrast‑induced nephropathy. Ann Intern Med. 2008;148:284–94.
138. McCullough P. Radiocontrast‑induced acute kidney injury. Nephron Physiol. 2008;109:61–72.
139. Kellum J, Leblanc M, Venkataraman R. Acute renal failure. BMJ Clin Evid. 2008;9:2001.
140. Rybak MJ, Abate BJ, Kang SL, et al. Prospective evaluation of the effect of an aminoglycoside dosing regimen on rates of observed nephrotoxicity and ototoxicity. Antimicrob Agents Chemother. 1999;43:1549–55.
141. Bailey TC, Little JR, Littenberg B, et al. A meta‑analysis of extendedinterval dosing versus multiple daily dosing of aminoglycosides. Clin Infect Dis. 1997;24:786–95.
142. Hatala R, Dinh T, Cook DJ. Once‑daily aminoglycoside dosing in immunocompetent adults: a meta‑analysis. Ann Intern Med. 1996;124:717–25.
143. Wargo KA, Edwards J. Aminoglycoside‑induced nephrotoxicity. J Pharm Pract. 2014;27:573–7.
144. Picard W, Bazin F, Clouzeau B, et al. Propensity‑based study of aminoglycoside nephrotoxicity in patients with severe sepsis or septic shock. Antimicrob Agents Chemother. 2014;58:7468–74.
145. Boyer A, Gruson D, Bouchet S, et al. Aminoglycosides in septic shock: an overview, with specific consideration given to their nephrotoxic risk. Drug Saf. 2013;36:217–30.
146. Croes S, Koop AH, van Gils SA, Neef C. Efficacy, nephrotoxicity and ototoxicity of aminoglycosides, mathematically modelled for modellingsupported therapeutic drug monitoring. Eur J Pharm. 2012;45:90–100.
147. Pagkalis S, Mantadakis E, Mavros MN, et al. Pharmacological considerations for the proper clinical use of aminoglycosides. Drugs. 2011;71:2277–94.
148. Oliveira JFP, Silva CA, Barbieri CD, et al. Prevalence and risk factors for aminoglycoside nephrotoxicity in intensive care units. Antimicrob Agents Chemother. 2009;53:2887–91.
149. Selby NM, Shaw S, Woodier N, et al. Gentamicin‑associated acute kidney injury. QJM. 2009;102:873–80.
150. Bartal C, Danon A, Schlaeffer F, et al. Pharmacokinetic dosing of aminoglycosides: a controlled trial. Am J Med. 2003;114:194–8.
151. Perazella MA. Drug use and nephrotoxicity in the intensive care unit. Kidney Int. 2012;81:1172–8.
152. Papadopoulos J, Smithburger PL. Common drug interactions leading to adverse drug events in the intensive care unit: management and pharmacokinetic considerations. Crit Care Med. 2010;38:S126–35.
153. Schetz M, Dasta J, Goldstein S, Golper T. Drug‑induced acute kidney injury. Curr Opin Crit Care. 2005;11:555–65.
154. Ho KM, Power BM. Benefits and risks of furosemide in acute kidney injury. Anaesthesia. 2010;63:283–94.
155. Ho KM, Sheridan DJ. Meta‑analysis of frusemide to prevent or treat acute renal failure. BMJ. 2006;333:420.
156. Haase M, Fielitz AH, Plass M, et al. Prophylactic perioperative sodium bicarbonate to prevent acute kidney injury following open heart surgery: a multicenter double‑blinded randomized controlled trial. PLoS One. 2013;10:e1001426.
157. Kristeller JL, Zavorsky GS, Prior JE, et al. Lack of effectiveness of sodium bicarbonate in preventing kidney injury in patients undergoing cardiac surgery: a randomized controlled trial. Pharmacotherapy. 2013;3:710–7.
158. McGuinness SP, Parke RL, Bellomo R, Van Haren FMP, Bailey M. Sodium bicarbonate infusion to reduce cardiac surgery‑associated acute kidney injury: a phase II multicenter double‑blind randomized controlled trial. Crit Care Med. 2013;41:1599–607.
159. Hewitt J, Uniacke M, Hansi NK, Venkat‑Raman G, McCarthy K. Sodium bicarbonate supplements for treating acute kidney injury. Cochrane Database Syst Rev. 2012;6:CD009204.
160. Bosch X, Poch E, Grau JM. Rhabdomyolysis and acute kidney injury. N Engl J Med. 2009;361:62–72.
161. Chatzizisis YS, Misirli G, Hatzitolios AI, Giannoglou GD. The syndrome of rhabdomyolysis: complications and treatment. Eur J Intern Med. 2008;19:568–74.
162. Scharman EJ, Troutman WG. Prevention of kidney injury following rhabdomyolysis: a systematic review. Ann Pharmacother. 2013;47:90–105.
163. Shimazu T, Yoshioka T, Nakata Y, et al. Fluid resuscitation and systemic complications in crush syndrome: 14 Hanshin–Awaji earthquake patients. J Trauma. 1997;42:641–6.
164. Gunal AI, Celiker H, Dogukan A, et al. Early and vigorous fluid resuscitation prevents acute renal failure in the crush victims of catastrophic earthquakes. J Am Soc Nephrol. 2004;15:1862–7.
165. Homsi E, Barreiro MF, Orlando JM, Higa EM. Prophylaxis of acute renal failure in patients with rhabdomyolysis. Ren Fail. 1997;19:283–8.
166. Brown CVR, Rhee P, Chan L, Evans K, Demetriades D, Velmahos GC. Preventing renal failure in patients with rhabdomyolysis: do bicarbonate and mannitol make a difference? J Trauma. 2004;56:1191–6.
167. Cho YS, Lim H, Kim SH. Comparison of lactated Ringer’s solution and 0.9% saline in the treatment of rhabdomyolysis induced by doxylamine intoxication. Emerg Med J. 2007;24:276–80.
168. Yallop KG, Sheppard SV, Smith DC. The effect of mannitol on renal function following cardio‑pulmonary bypass in patients with normal pre‑operative creatinine. Anaesthesia. 2008;63:576–82.
169. Smith MNA, Best D, Sheppard SV, Smith DC. The effect of mannitol on renal function after cardiopulmonary bypass in patients with established renal dysfunction. Anaesthesia. 2008;63:701–4.
170. Majumdar SR, Kjellstrand CM, Tymchak WJ, Hervas‑Malo M, Taylor DA, Teo KK. Forced euvolemic diuresis with mannitol and furosemide for prevention of contrast‑induced nephropathy in patients with CKD undergoing coronary angiography: a randomized controlled trial. Am J Kidney Dis. 2009;54:602–9.
171. Friedrich JO, Adhikari N, Herridge MS, Beyene J. Meta‑analysis: low‑dose dopamine increases urine output but does not prevent renal dysfunction or death. Ann Intern Med. 2005;142:510–24.
172. Kellum JA, Decker JM. Use of dopamine in acute renal failure: a metaanalysis. Crit Care Med. 2001;29:1526–31.
173. Bellomo R, Chapman M, Finfer S, Hickling K, Myburgh J. Low‑dose dopamine in patients with early renal dysfunction: a placebo‑controlled randomised trial. Australian and New Zealand Intensive Care Society (ANZICS) Clinical Trials Group. Lancet. 2000;356:2139–43.
174. Stone GW, McCullough PA, Tumlin JA, et al. Fenoldopam mesylate for the prevention of contrast‑induced nephropathy: a randomized controlled trial. JAMA. 2003;290:2284–91.
175. Caimmi P‑P, Pagani L, Micalizzi E, et al. Fenoldopam for renal protection in patients undergoing cardiopulmonary bypass. J Cardiothorac Vasc Anesth. 2003;17:491–4.
176. Bove T, Landoni G, Calabrò MG, et al. Renoprotective action of fenoldopam in high‑risk patients undergoing cardiac surgery: a prospective, double‑blind, randomized clinical trial. Circulation. 2005;111:3230–5.
177. Brienza N, Malcangi V, Dalfino L, et al. A comparison between fenoldopam and low‑dose dopamine in early renal dysfunction of critically ill patients. Crit Care Med. 2006;34:707–14.
178. Ranucci M, Soro G, Barzaghi N, et al. Fenoldopam prophylaxis of postoperative acute renal failure in high‑risk cardiac surgery patients. Ann Thorac Surg. 2004;78:1332–7.
179. Tumlin JA, Finkel KW, Murray PT, Samuels J, Cotsonis G, Shaw AD. Fenoldopam mesylate in early acute tubular necrosis: a randomized, double‑blind, placebo‑controlled clinical trial. Am J Kidney Dis. 2005;46:26–34.
180. Morelli A, Ricci Z, Bellomo R, et al. Prophylactic fenoldopam for renal protection in sepsis: a randomized, double‑blind, placebo‑controlled pilot trial. Crit Care Med. 2005;33:2451–6.
181. Patel NN, Rogers CA, Angelini GD, Murphy GJ. Pharmacological therapies for the prevention of acute kidney injury following cardiac surgery: a systematic review. Heart Fail Rev. 2011;16:553–67.
182. Landoni G, Biondi‑Zoccai GGL, Marino G, et al. Fenoldopam reduces the need for renal replacement therapy and in‑hospital death in cardiovascular surgery: a meta‑analysis. J Cardiothorac Vasc Anesth. 2008;22:27–33.
183. Landoni G, Biondi‑Zoccai GGL, Tumlin JA, et al. Beneficial impact of fenoldopam in critically ill patients with or at risk for acute renal failure: a meta‑analysis of randomized clinical trials. Am J Kidney Dis. 2007;49:56–68.
184. Zangrillo A, Biondi‑Zoccai GGL, Frati E, et al. Fenoldopam and acute renal failure in cardiac surgery: a meta‑analysis of randomized placebocontrolled trials. J Cardiothorac Vasc Anesth. 2012;26:407–13.
185. Sackner‑Bernstein JD, Skopicki HA, Aaronson KD. Risk of worsening renal function with nesiritide in patients with acutely decompensated heart failure. Circulation. 2005;111:1487–91.
186. Nigwekar SU, Navaneethan SD, Parikh CR, Hix JK. Atrial natriuretic peptide for management of acute kidney injury: a systematic review and meta‑analysis. Clin J Am Soc Nephrol. 2009;4:261–72.
187. Mitaka C, Kudo T, Haraguchi G, Tomita M. Cardiovascular and renal effects of carperitide and nesiritide in cardiovascular surgery patients: a systematic review and meta‑analysis. Crit Care. 2011;15:R258.
188. Nigwekar SU, Navaneethan SD, Parikh CR, Hix JK. Atrial natriuretic peptide for preventing and treating acute kidney injury. Cochrane Database Syst Rev. 2009;(4):CD006028.
189. Adabag AS, Ishani A, Bloomfield HE, Ngo AK, Wilt TJ. Efficacy of N‑acetylcysteine in preventing renal injury after heart surgery: a systematic review of randomized trials. Eur Heart J. 2009;30:1910–7.
190. Duong MH, MacKenzie TA, Malenka DJ. N‑acetylcysteine prophylaxis significantly reduces the risk of radiocontrast‑induced nephropathy: comprehensive meta‑analysis. Catheter Cardiovasc Interv. 2005;64:471–9.
191. Ho KM, Morgan DJR. Meta‑analysis of N‑acetylcysteine to prevent acute renal failure after major surgery. Am J Kidney Dis. 2009;53:33–40.
192. Nigwekar SU, Kandula P. N‑acetylcysteine in cardiovascularsurgery‑associated renal failure: a meta‑analysis. Ann Thorac Surg. 2009;87:139–47.
193. Hirschberg R, Kopple J, Lipsett P, et al. Multicenter clinical trial of recombinant human insulin‑like growth factor I in patients with acute renal failure. Kidney Int. 1999;55:2423–32.
194. Hladunewich MA, Corrigan G, Derby GC, et al. A randomized, placebocontrolled trial of IGF‑1 for delayed graft function: a human model to study postischemic ARF. Kidney Int. 2003;64:593–602.
195. Endre ZH, Walker RJ, Pickering JW, et al. Early intervention with erythropoietin does not affect the outcome of acute kidney injury (the EARLYARF trial). Kidney Int. 2010;77:1020–30.
196. Song YR, Lee T, You SJ, et al. Prevention of acute kidney injury by erythropoietin in patients undergoing coronary artery bypass grafting: a pilot study. Am J Nephrol. 2009;30:253–60.
197. Gottlieb SS, Brater DC, Thomas I, et al. BG9719 (CVT‑124), an A1 adenosine receptor antagonist, protects against the decline in renal function observed with diuretic therapy. Circulation. 2002;105:1348–53.
198. Givertz MM, Massie BM, Fields TK, Pearson LL, Dittrich HC, CKI‑201 and CKI‑202 Investigators. The effects of KW‑3902, an adenosine A1‑receptor antagonist, on diuresis and renal function in patients with acute decompensated heart failure and renal impairment or diuretic resistance. J Am Coll Cardiol. 2007;50:1551–60.
199. Massie BM, O’Connor CM, Metra M, et al. Rolofylline, an adenosine A1‑receptor antagonist, in acute heart failure. N Engl J Med. 2010;363:1419–28.
200. Howard SC, Jones DP, Pui C‑H. The tumor lysis syndrome. N Engl J Med. 2011;364:1844–54.
201. Mikkelsen TS, Mamoudou AD, Tuckuviene R, Wehner PS, Schroeder H. Extended duration of prehydration does not prevent nephrotoxicity or delayed drug elimination in high‑dose methotrexate infusions: a prospectively randomized cross‑over study. Pediatr Blood Cancer. 2014;61:297–301.
202. Sand TE, Jacobsen S. Effect of urine pH and flow on renal clearance of methotrexate. Eur J Clin Pharmacol. 1981;19:453–6.
203. Christensen ML, Rivera GK, Crom WR, Hancock ML, Evans WE. Effect of hydration on methotrexate plasma concentrations in children with acute lymphocytic leukemia. J Clin Oncol. 1988;6:797–801.
204. Kinoshita A, Kurosawa Y, Kondoh K, et al. Effects of sodium in hydration solution on plasma methotrexate concentrations following high‑dose methotrexate in children with acute lymphoblastic leukemia. Cancer Chemother Pharmacol. 2003;51:256–60.
205. Relling MV, Fairclough D, Ayers D, et al. Patient characteristics associated with high‑risk methotrexate concentrations and toxicity. J Clin Oncol. 1994;12:1667–72.
206. Darmon M, Vincent F, Camous L, et al. Tumour lysis syndrome and acute kidney injury in high‑risk haematology patients in the rasburicase era. A prospective multicentre study from the Groupe de Recherche en Réanimation Respiratoire et Onco‑Hématologique. Br J Haematol. 2013;162:489–97.
207. Galardy PJ, Hochberg J, Perkins SL, Harrison L, Goldman S, Cairo MS. Rasburicase in the prevention of laboratory/clinical tumour lysis syndrome in children with advanced mature B‑NHL: a Children’s Oncology Group Report. Br J Haematol. 2013;163:365–72.
208. Shimada M, Johnson RJ, May WS Jr, et al. A novel role for uric acid in acute kidney injury associated with tumour lysis syndrome. Nephrol Dial Transplant. 2009;24:2960–4.
209. Lopez‑Olivo MA, Pratt G, Palla SL, Salahudeen A. Rasburicase in tumor lysis syndrome of the adult: a systematic review and meta‑analysis. Am J Kidney Dis. 2013;62:481–92.
210. Cheuk DK, Chiang AK, Chan GC, Ha SY. Urate oxidase for the prevention and treatment of tumor lysis syndrome in children with cancer. Cochrane Database Syst Rev. 2010;(6):CD006945.
211. Cortes J, Moore JO, Maziarz RT, et al. Control of plasma uric acid in adults at risk for tumor Lysis syndrome: efficacy and safety of rasburicase alone and rasburicase followed by allopurinol compared with allopurinol alone—results of a multicenter phase III study. J Clin Oncol. 2010;28:4207–13.
212. Goldman SC, Holcenberg JS, Finklestein JZ, et al. A randomized comparison between rasburicase and allopurinol in children with lymphoma or leukemia at high risk for tumor lysis. Blood. 2001;97:2998–3003.
213. Coiffier B, Altman A, Pui C‑H, Younes A, Cairo MS. Guidelines for the management of pediatric and adult tumor lysis syndrome: an evidence‑based review. J Clin Oncol. 2008;26:2767–78.
214. Cairo MS, Coiffier B, Reiter A, Younes A, TLS Expert Panel. Recommendations for the evaluation of risk and prophylaxis of tumour lysis syndrome (TLS) in adults and children with malignant diseases: an expert TLS panel consensus. Br J Haematol. 2010;149:578–86.
215. Will A, Tholouli E. The clinical management of tumour lysis syndrome in haematological malignancies. Br J Haematol. 2011;154:3–13.
216. Druml W. Nutritional support in acute renal failure. Handbook of nutrition and the kidney. 5th ed. Philadelphia: Lippincott Williams & Wilkins; 2005. p. 95–114.
217. Fiaccadori E, Cremaschi E, Regolisti G. Nutritional assessment and delivery in renal replacement therapy patients. Semin Dial. 2011;24:169–75.
218. Cano N, Aparicio M, Brunori G, Carrero JJ, Cianciaruso B, Fiaccadori E, et al. ESPEN Guidelines on parenteral nutrition: adult renal failure. Clin Nutr. 2009;28:401–14.
219. Fiaccadori E, Parenti E, Maggiore U. Nutritional support in acute kidney injury. J Nephrol. 2008;21:645–56.
220. Bellomo R, Tan HK, Bhonagiri S, et al. High protein intake during continuous hemodiafiltration: impact on amino acids and nitrogen balance. Int J Artif Organs. 2002;25:261–8.
221. Berger MM, Shenkin A, Revelly JP, et al. Copper, selenium, zinc, and thiamine balances during continuous venovenous hemodiafiltration in critically ill patients. Am J Clin Nutr. 2004;80:410–6.
222. Mammen C, Al Abbas A, Skippen P, et al. Long term risk of CKD in children surviving episodes of acute kidney injury in the intensive care unit: a prospective cohort study. Am J Kidney Dis. 2012;59:523–30.
223. Wald R, Quinn RR, Adhikari NK, University of Toronto Acute Kidney Injury Research Group, et al. Risk of chronic dialysis and death following acute kidney injury. Am J Med. 2012;125:585–93.
224. Pannu N, James M, Hemmelgarn B, Klarenbach S, Alnerta Kidney Disease Network. Association between AJI, recovery of renal function, and long‑term outcomes after hospital discharge. Clin J Am Soc Nephrol. 2013;8:194–202.
225. Harel Z, Wald R, Bargman JM, et al. Nephrologists follow‑up improves all‑cause mortality of severe acute kidney injury survivors. Kidney Int. 2013;83:901–8.